Вспышка графоманского безумства
Другие люди
- Ну а сегодня я приведу тебе аргументы чтобы доказать, что я существую. Много всяких разных аргументов. В сущности, столько аргументов, сколько захочешь.
- Попробуй, - сказал Он, и на его лице появилось недоверие, но в этот раз в сеточку. Так, что можно было выглядывать из дырочки – одна чудесно приходилась на левый глаз – и видеть того, кто не покидал его. Не время сейчас для этого. Не время Его беспокоить. Надо подождать: столько дел.
«Не может быть», - повторял он себе раз за разом. Не может быть, чтобы со мной разговаривали просто так невидимые люди. Это просто абсурд! Для того, чтобы с тобой начали разговаривать невидимые люди, надо быть, по крайней мере, сумасшедшим. Психом надо быть. Или же гением. (Но это только по-книжному надо быть гением, а в теории – самым настоящим психом!)
- Посмотри на меня, - не отставал голос невидимого человека. И прежде чем Он сообразил, что к чему, то остановил свой взгляд на пустом уголке между Кактусом на столе и стеной. Известно всем, что Кактус поднимает настроение и забирает бяку. Известно всем, что, сидя в офисе, очень хочется слиться со стеной. И вот, Его личное пространство уже несколько лет было на своем месте и никуда не двигалось. Туда можно было посмотреть, чтобы отрешиться на мгновенье, а потом - опять за бумаги.
Его жизнь не была скучной, нет.
Конечно же, нет.
Ему сказали, что ему пора отдохнуть.
Ну, ничего.
Еще пару недель.
Он пойдет на отдых.
Надо подождать.
Иногда все останавливается и исчезает.
Как будто... все, что бы ты не сделал, растворяется в безразличии, непреходящей депрессии века, пропадает без следа в историческом материале, багрово-красном для страшной жизни и терракотовом для жизни мирной, обыкновенной. Жизни без подвигов и любви, без слез и переживаний. Живем-живем, и пропадаем, не остаемся ни на секунду. Ищи нас в воздухе, в мировом океане, в почве земной ищи нас – не найдешь. Мы лишены языка, и слуха лишены.
Иные – они. Смотрят на нас отовсюду, всеглазые, на ухо острые, никогда не дремлющие. Смотрят и осуждают: «Что же вы делаете? Как же вы делаете? Где любовь, где те новые люди, где? Зачем это мы за вас умирали? Зачем рождали вас в кровавых муках, в страшных агониях? Зачем мы выдумывали вас, когда смерть стучалась ночами в двери-окна? Почему вы нас не заслуживаете? Почему не подниметесь вы и не воссядете с нами рядом, цвести и любить, глазами, мыслями, телами, и прославлять нас, Родителей ваших?.. Почему не разделите наше счастье?»
А мы – на них в ответ. Смотрим и дрожим худыми телами, слепые и перепуганные громом с небес: «Чего прикажете?.. »
Забери меня, матерь Земля, убаюкай на своих длинных и теплых руках, погруженных в серебро. Я твой сын, и хочу тебе служить до конца дней своих, своими силами, твоими стенами, массивами, лаской твоей и валами неприступными. Я твой...
И тут исчезаешь, умираешь совсем-совсем, и по-настоящему.
И открываешь глаза, и видишь ты, как смотрят на тебя не с угрозой в глазах, а с любовью смотрят. И находишь тут, среди них, себя самого. Ты такой красивый и прозрачно-белый, неистово чистый и родной. Берешь себя за руку. Сильнее рука твоя, и мягче, и похожа она на матерь-Землю. Слезы появляются и радуют, и ты говоришь себе: «Да-да. Сейчас я проснусь. И начну жизнь. И знаю я теперь, как распоряжаться твоими богатствами. Знаю теперь твой язык необыкновенный. Буду же говорить на нем! И любимых своих обучу. И будем прославлять тебя. И усядемся радом с Родителями нашими, и вкушать будем мудрость и всеславие их – они мертвы, а мы еще живы – радоваться будем и любить».
Но тут забирает меня сила страшная, неведомая, и падаю я вниз, пролетая годы, столетия, эпохи... вниз и со свистом в ушах, пытаюсь я ухватить хотя бы крупицу знания, пытаюсь задержать чувство любви. Но я падаю стремительно. А мрак окружает меня, безжалостный к моему телу, не слышащий моих криков. А там, наверху, смотрят они, но не видно лиц. Только сияние стоит и чистота.
А я еще слишком грязный. И никто не остановит меня в падении, никто не найдет меня ни на Земле, ни на небесах.
А находит себя он сам. В постели каждое утро.
Снова.
Снова.
Снова.
И.. Снова.
А потом, днем уже, приходят невидимые люди, всегда разные, но такие похожие на него, и смотрят с осуждением, и заставляют поверить. Он рассказывает об этом доктору, человеку с усами, в клинике. Ему говорят, что пора бы отдохнуть. Ну, ничего. Еще пару недель. Он пойдет на отдых. Надо подождать.
Поверить, говорят они. А Он и рад бы поверить, но не видит ровным счетом ничего.
- Я слепой, - сказал он и в этот раз, так как не нашел ожидаемого невидимого человека между Кактусом и стеной.
- Да, ты, наверное, действительно слепой для того, чтобы не разглядеть невидимого человека - сказал невидимый человек. – Но ни это ли доказательство? Слепой не видит невидимого. Минус умножаем на минус, получается...
- Хорошо. Но почему я должен все-таки верить тебе?
- Потому что смотришь туда, где я на самом деле стою.
В следующий раз Он ложился спать не без опаски. Но ничего не произошло. Его больше никогда не мучили кошмары. Он просто спал, как все люди, на спине. А иногда на животе, все ведь зависит от настроения.
Невидимые люди, к большому удивлению, тоже исчезли, и все надолго упокоилось.
Он и думать про них забыл, и его успокоили, сказав, что недуг прошел, когда вдруг однажды вечером, выйдя в уборную вымыть руки, Он услышал их.
Да. Сегодня к нему пришло сразу несколько невидимых людей, и все что-то от него хотели.
- Что вам надо, господи прости? – спросил он, когда перестал переживать по поводу того, что случился очередной припадок. Он расстроился, конечно, что так произошло, но не очень, ведь не молодой и голова болит частенько.
- Ты просил меня подождать, - сказали они.
И тут Он начал ощущать, как Его окружают медленные копии себя самого. Теплые и мягкие, в серебре и радости, они будто льют на него дождь внеземного какого-то знания. А он ничего не может понять. Чувствует только беспомощность и ужас. Только хлопает глазами и машет руками:
- Уходите, монстры! Я не готов! Не нужны мне ваши аргументы! – кричит он, но ему становится не по себе, и он падает на пол в кафельный терракотовый треугольничек.
Багрово-красные следы разливаются поверх рубашки, прыгает, задыхаясь, грудь, и понимает Он, что умирает. Тянет руки вперед, но внезапно пропадают они в пустоте, и он не менее внезапно выживает.
Умер Он еще позже, через несколько лет, от пренеприятного недуга, но он не очень расстроился.
Тогда пришли они, уже видимые, и были они чуть больше, чем он, но все были на него похожи как братья-близнецы. Он так и не научился видеть их, сильных и могучих.
Он не научился себя видеть.
А что произошло с им дальше, я и правда не знаю.
читать дальшеяничегонекурила